(О подготовке к одному юбилею)
(Продължение на 1 част)
В богатых сокровищницах дипломатических документов при МИД России и в Государственном архиве Российской Федерации мне также не удалось найти каких-либо материалов, подтверждающих подобного рода измышления против посла Н.П. Игнатьева.
А вот доказательств его участия в спасении многих болгарских борцов против турецкого ига я нашёл в изобилии. О его содействии в освобождении болгарских церковных иерархов сказано выше. Напомню также несколько эпизодов, которые как нельзя лучше характеризуют нравственные установки Николая Павловича.
К примеру, чтобы спасти от преследований властей Оттоманской империи упомянутого нами вице-консула в Пловдиве Н. Герова, которого власти пытались обвинить в подстрекательстве болгар к восстанию, Н.П. Игнатьев переводит его на работу в посольство в Константинополе, тем самым защитив Н. Герова дипломатической неприкосновенностью. Другой пример. Личным телохранителем Н.П. Игнатьева был болгарин Христо Карагёзов. Он тоже, как и Н. Геров, спасся в посольстве от турецких преследований. Его земляки, укрывавшиеся от турецкой полиции, тайно обращались к нему за помощью. Он помогал им. Находил для них одежду русских матросов и скрытно переправлял их на русские суда, идущие в Одессу. В общей сложности ему удалось спасти более 80-ти человек. Нет сомнения в том, что без ведома посла этого ему сделать бы не удалось.
Кто-то может сказать:
«Но это же нарушает принципы дипломатической работы?!»
Соглашусь. И он по-своему будет прав.
Только для православного сознания Н.П. Игнатьева было естественным нравственным долгом спасение людей, которым грозит неминуемая смерть. Для убедительности напомню другой случай, характеризующий эту черту Н.П. Игнатьева. Ему было двадцать семь лет, когда император Александр II направил его с посольской миссией в Хиву и Бухару. На пароход, сопровождавший его по реке Амударья, сбежал находившийся у хивинцев персидский раб. Хивинский хан потребовал у Игнатьева вернуть раба. Он пригрозил, что не подпишет уже подготовленные соглашения с Россией, если раба не вернут.
«Что делать? – думал Николай Павлович. – Как поступить, чтобы не пострадали российские интересы, и спасти человека? Согласись я вернуть персиянина, его неминуемо ждёт мучительная смерть. Несчастного постараются наказать так, чтобы другим было неповадно сбегать от своих хозяев».
Для молодого посланника наступил «момент истины». Он оказался перед сложным выбором: спасать человека или спасать результаты труда большого числа людей, занятых подготовкой и осуществлением посольской миссии в далёкую Хиву, наконец, – его собственных усилий в ходе труднейших переговоров.
«Если я не соглашусь с требованиями хана вернуть сбежавшего, – размышлял Игнатьев, – переговоры провалятся. И что тогда скажут в Петербурге о моей миссии завистники и интриганы? Ведь их столько развелось у нас в отечестве! Они тут же воспользуются случаем, чтобы критиковать меня и возвысить себя за мой счёт. Да… я уже имел случаи узнать свет и оценить вещи по достоинству! Но спасая человека, я буду чист перед Богом и своей совестью! Я покоряюсь философски, или лучше сказать, по-христиански моей участи…»
Пленного раба он не выдал. Принёс в жертву достигнутые договорённости, но спас жизнь человеку, которому также была подарена свобода.
Очередной пример вопиющей некомпетентности продемонстрировал «обличитель Игнатьева», утверждая, что он будто бы «обещал султану, что Россия оставит Турции значительные части территории будущей Болгарии /Македонию, Родопы, Фракию и Беломорие/».
Вот так рождаются фейки.
На самом деле в проект Сан-Стефанского договора граф Н.П. Игнатьев (тогда он действительно был уже с графским титулом) включил эти территории как принадлежащие создаваемому государству Болгария. Ранее эти территории как болгарские он включил в проект подготовленного им итогового документа Константинопольской конференции послов великих держав (декабрь 1876 – январь 1877 гг.), созванной по его инициативе, но сорванной в результате происков англичан. В своих докладах императору из Сан-Стефано Игнатьев сообщает, что наиболее ожесточённые споры в ходе переговоров велись о границах Болгарии, Сербии и Черногории. Савфет-паша (возглавлявший турецкую делегацию на переговорах в Сан-Стефано – авт.) решительно возражал против включения Македонии в состав Болгарии.
В дальнейшем Николай Павлович объяснял, что без этого невозможно было благополучно разрешить церковный вопрос, а без выхода в Эгейское море «торговля Болгарии развиться не может». После трудных дебатов ему всё-таки удаётся сломить сопротивление своих оппонентов, которые приняли статью о Большой Болгарии с Македонией, кроме Салоник, оставшихся у Турции. Более того, покидая Сан-Стефано, граф Н.П. Игнатьев предложил главнокомандующему русской армии великому князю Николаю Николаевичу направить в Македонию дивизию генерала Скобелева и занять всю область. Но главнокомандующий не сделал этого, поскольку сохранялась английская угроза для русской армии. Как показала история, это имело далекоидущие последствия. Позднее граф Н.П. Игнатьев вспоминал: «Если бы это было осуществлено, то, конечно, на Берлинском конгрессе представители Англии и Австро-Венгрии были бы затруднены в желании разорвать созданную Россией Болгарию».
К большому сожалению графа Н.П. Игнатьева, Берлинский конгресс при настоянии великих держав подверг ревизии Сан-Стефанский договор, разделив единое тело Болгарии на несколько частей. После конгресса Горчаков, не включивший Н.П. Игнатьева в состав российской делегации ввиду категорических требований английской королевы и германского императора, написал в отчёте царю: «Берлинский трактат есть самая чёрная страница в моей служебной карьере». На полях царь приписал: «И моей тоже».
Надо сказать, что таких хулителей Н.П. Игнатьева, о которых шла речь выше, не так и много. Тем не менее, не можем не признать и того факта, что в современной Болгарии в квазинаучных и политических кругах находятся люди, которые, как об этом пишет известный поэт Стефан Цанев, в желании «подсластить» историю стремятся «перекрестить» турецкое иго, называя его то «османским владычеством», то «турецким присутствием» и даже «пятивековым сожительством». В нынешней «политкорректной» Европе это общий тренд: немало учёных пытается перелицевать историю, стараясь заретушировать наиболее одиозные страницы прошлого своей страны.
Несколько лет назад в Софии произошёл курьёзный случай, о котором мне рассказал его свидетель. В довольно многочисленной аудитории (на встречу пригласили студентов из столичных вузов) выступали учёные, прибывшие из Германии. Мероприятие было предварительно широко разрекламировано. Гости высокопарно убеждали слушателей в том, что в Болгарии не было никакого чужеземного ига, а было якобы «турецкое присутствие». Когда закончился у них весь запас аргументов, и они попросили присутствующих задавать свои вопросы. В зале поднялся один из студентов и сказал:
– Как смеете вы осквернять эту священную землю, буквально пропитанную героической кровью?! На сей раз вы беспрепятственно сможете вернуться домой… Но если окажитесь здесь в другой раз, то можете и не вернуться…
Он демонстративно покинул зал. Следом за ним вышли и присутствующие.
За многолетнюю работу в Болгарии в советских и российских дипломатических учреждениях мне довелось побывать в различных уголках этой замечательной, можно сказать, благословенной земли. Многочисленные встречи с болгарами разных возрастов и социальных групп неизменно убеждали меня в их дружеских чувствах к русскому народу, уважение к нашей культуре и бережное отношение к памятникам русским воинам, которые не пожалели своих жизней за освобождение Болгарии.
Эти чувства стали общим достоянием двух наших народов, которое мы призваны бережно сохранять и передавать будущим поколениям. Именно поэтому нельзя молчать, когда это достояние какие-то люди пытаются принизить и оболгать.
В Болгарии немало и добросовестных учёных, которые исходят в своих трудах из принципа континуитета исторического процесса. Они тоже имеют своих почитателей.
Не случайно в откликах на упомянутую статью один болгарский читатель писал:
«Хватит переиначивать историю! Сколько тебе заплатили, мошенник?!»
Последний вопрос автору, вероятно, был задан потому, что он предложил улицу, носящую имя «Граф Игнатьев», переименовать в улицу «Вудро Вильсона», бывшего президентом США с 1913 по 1921 годы.
При отсутствии документов не будем делать каких-либо предположений на этот счёт. Но всё-таки вспоминается народная мудрость: «кто платит, тот и заказывает музыку».
Воспользоваться злобными нападками на Игнатьева турецкой или западноевропейской прессы прошлого периода – дело немудрёное. Гораздо труднее попытаться воссоздать подлинную картину событий того времени в их многосложной взаимосвязи на основе конкретных исторических документов.
Попытка опорочить светлое имя Н.П.Игнатьева – это не просто амбициозное стремление некоего автора продемонстрировать «новый взгляд» на историю. Это частное явление общего процесса, поддерживаемого мощной пропагандисткой кампанией Запада. Далеко неслучайно появление такого рода публикаций совпало по времени с так называемым «новым подходом» к истории Второй мировой войны и роли Советского Союза в освобождении Европы от фашизма. Этот «новый подход» широко культивируется в последнее время в европейском информационном пространстве.
В этом проявляется не только психологический комплекс неполноценности под названием «бремя благодарности» потомков того поколения в Европе, которое было освобождено Красной армией от чумы XX столетия. Но и стремление принизить заслуги России перед мировой историей, а также её политических деятелей, которые на разных исторических этапах содействовали миру, свободе и независимости, как своего государства, так и других стран.
Анатолий Щелкунов – посол РФ в отставке, член Союза писателей России, почётный гражданин города Варна (Болгария)