(О подготовке к одному юбилею)
Приближается юбилей выдающегося российского дипломата – графа Николая Павловича Игнатьева. 17 января 2022 года исполняется 190 лет со дня его рождения. Во время своей мисси посла в Константинополе Н.П. Игнатьев, преодолевая интриги турецких и западных политиков, нерешительность и непоследовательность российских царедворцев, сумел оказать решающее влияние на процесс освобождения Болгарии. За заслуги в деле освобождения болгар от иноземного ига имя Игнатьева вписано в топонимию многих городов и сёл воссозданного государства после пятивекового небытия. Когда отмечалось двадцатипятилетие освобождения Болгарии, граф Н.П. Игнатьев вместе с супругой Екатериной Леонидовной в составе правительственной делегации прибыл в Софию на торжества. Атмосферу его встречи передают свидетельства очевидца:
«Болгарский народ ликовал. Все великие события, известные мировой истории, как бы побледнели по своему значению перед этим дивным часом, когда болгарский народ встречал творца нашего народного идеала в болгарской столице».
Если кому-то из сегодняшних читателей эти слова покажутся недостаточно убедительными, то приведём фрагмент речи корифея болгарской литературы Ивана Вазова, произнесённой им на заседании Славянского благотворительного общества в Софии:
«Через несколько дней наша столица будет иметь честь радостно и триумфально, почти с царскими почестями, приветствовать того самого великого русского человека, великого почитателя болгар, чьи заслуги перед нашим народом сделали его имя известным и почитаемым в самой последней болгарской хате, милым и дорогим каждому болгарскому сердцу. А именно: Его сиятельство графа Игнатьева».
Как вы полагаете, уважаемый читатель, неужели свидетели трагических событий, связанных с освобождением Болгарии, хуже знали о тех российских деятелях, кто искренне содействовал приобретению их свободы, чем некоторые современные писатели и журналисты?
Своеобразно к юбилею графа Н.П. Игнатьева стали готовиться в сегодняшней Болгарии. Здесь появились публикации, в которых делается попытка скомпрометировать деятельность Н.П. Игнатьева, изобразить его чуть ли не болгарофобом. Столь несуразные обвинения выдвигаются против человека, который совершенно искренне признавался:
«Сердце моё принадлежит болгарам. И я желаю этому народу процветания».
Для того чтобы читатели поверили измышлениям авторов упомянутых публикаций, они ссылаются на будто бы появившиеся недавно новые исторические материалы. А именно: «архивы Османской империи, касающиеся Болгарии, которые были переданы Ататюрком для уничтожения в Германии, а болгарская военная разведка сумела завладеть целым вагоном таких материалов, которые содержат личную переписку Игнатьева с султаном и османскими властями».
Допустим, такие материалы действительно имеются. Но почему-то их не приводит один из авторов последних клеветнических публикаций в адрес Н.П. Игнатьева, некий Огнян Стамболиев, пытающийся инициировать национальную подписку за переименование столичной улицы «Граф Игнатьев». По всей видимости, потому, что не владеет турецким языком и французским, на котором в те времена велась дипломатическая переписка. А если он какие-то фрагменты из уже давно известных исторической науке документов и цитируют, то извращает их до неузнаваемости. К примеру, он пишет, что в 1872 году будто бы Игнатьев (тогда посол России в Константинополе) убеждает турецкие власти «заточить в Анатолии болгарских владык «как врагов империи». А когда великий визирь дал согласие вернуть болгарских духовных лидеров в столицу, «граф Игнатьев продолжает злобную антиболгарскую деятельность».
Так ли было на самом деле?
Вскользь заметим, что в те времена Николай Павлович ещё не носил графского титула (о чём, конечно же, не ведомо названному господину). В 1877 царь Александр II удостоил наследственным титулом графа его отца Павла Николаевича, который был тогда генерал-губернатором города Петербурга.
Не будем также акцентировать внимание читателя на том вокабуляре, которым пользуется упомянутый автор в своём сочинении, поскольку используемая им лексика приличествует разве что самой бульварной писанине (не поворачивается язык, назвать это литературой), притом разбавленной чуть ли не параноидальной антироссийской злобой.
Возможно, кое-кто из уважаемых читателей может сказать:
«Стоит ли в таком случае реагировать на подобные выпады?»
К сожалению, приходится реагировать. Во-первых, потому что они тиражируются в болгарской прессе. Во-вторых, при отсутствии исторически выверенных материалов на тему освободительной русско-турецкой войны 1877-1878 гг. в современных болгарских учебниках средней и высшей школы молодое поколение Болгарии лишено достоверной информации на эту тему.
А теперь по существу.
Роль посла Н.П. Игнатьева в решении болгарского церковного вопроса и его взаимоотношения с болгарскими церковными деятелями довольно подробно освещены в исторической литературе. Большой позитивный резонанс как глубокие исследования получили труды российского историка В. М. Хевролиной и замечательной болгарской журналистки и писателя К. Каневой. Она более полувека изучала деятельность Н.П. Игнатьева на основе уникальных материалов в Болгарии и в России, издав блестящую по своему содержанию книгу на болгарском и русском языках. Ряд других известных сегодня болгарских историков в своих исследованиях также уделяют внимание этому вопросу.
Этой теме посвящена специальная глава в книге «Дипломат России», вышедшей 2018 году в России и Болгарии, автором которой является ваш покорный слуга. Книга была написана на основе документов Архива внешней политики Российской империи, хранящегося в МИД России, и Государственного архива Российской Федерации, в котором находятся исключительно ценные свидетельства, собранные самим Н.П. Игнатьевым за много лет дипломатической деятельности.
Если эти исследования кажутся названному господину и его единомышленникам не достойными внимания, то они, по крайней мере, могли бы заглянуть в поистине классическое исследование Кирилла, Патриарха болгарского: «Граф Н.П. Игнатиев и български църковен въпрос». Первый том этого фундаментального труда вышел в 1958 году в Софии на болгарском языке. Мне помогли его найти при содействии председателя варненского общества дружбы с народами России и стран СНГ сотрудники Региональной библиотеки «П. Славейков» в Варне. Пользуюсь случаем, чтобы выразить им свою признательность.
Патриарх Кирилл при написании своего исследования использовал обширную историографическую литературу. В том числе: очерк Н.И. Петрова «Начало греко-болгарской распри и возрождение болгарской народности», Киев, 1886 г., опубликованный в «Трудах Киевской духовной академии» за 1886 г.; «Собрание мнений и отзывов Филарета, Митрополита Московского и Коломенского по делам Православной церкви на Востоке». СПБ, 1886 г.; книги: В. Теплов «Греко-болгарский церковный вопрос». СПБ, 1886 г.; Гр. Трубецкой «La politique russe en Orient. Le schism bulgare (Extrait de la Revue d’histoire diplomatique)». Parise, 1907, переведённую на болгарский язык Ал. Д. Мишевым; Т. Ст. Бурмов «Българо-гръцката църковна распра», София, 1902.
Предметом его изучения были также «Записки Графа Н.П. Игнатьева 1875-1877», опубликованные в журнале «Исторический вестник», СПБ, 1914г., а также документы Исторического архива Министерства иностранных дел в Бухаресте, многочисленные депеши, доклады и записки дипломатов России, Греции, Австро-Венгрии, Великобритании, Франции, высших чиновников Османской империи и другие письменные свидетельства на эту тему.
Патриарх Кирилл известен своими сочинениями церковно-исторического и нравственно-богословского характера, собранных в тридцати трёх томах. Софийская, Московская и Ленинградская (Санкт-Петербургская) духовные академии удостоили его звания «Почётного доктора». Он также был избран академиком БАН.
К сожалению, Патриарх Кирилл не успел издать второй том подготовленных им материалов. Мой болгарский соавтор некоторых научных публикаций доктор психологических наук, профессор И. Пеев помог мне установить (благодарю его за содействие), что личный фонд болгарского патриарха Кирилла был передан Св. Синодом БПЦ Центральному государственному историческому архиву (ЦДИА) протоколами от 13 февраля 1973 г. и 16 февраля 1973 г. и зарегистрирован под №1318К.
Хотелось бы надеяться, что родолюбивые болгары найдут возможность для публикации к предстоящему юбилею графа Н.П. Игнатьева второго тома этого сочинения, охватывающего период с 1873 по 1877 гг., и имеющего непреходящее значение для истории болгарского народа.
Что характерно, упомянутый ниспровергатель авторитета графа Н.П. Игнатьева и ему подобные авторы берут какой-нибудь отдельный факт прошлого и, ничтоже сумняшеся, вырывают его из исторического контекста и делают из него далеко идущие выводы с откровенно антироссийским содержанием. Складывается впечатление, будто бы им неведомо, что история – это развивающийся процесс. Каждое явление имеет свои этапы: начало, кульминацию и закат.
Читатели могут спросить: «К чему эта сентенция?»
Дело в том, что в исследовании Патриарха Кирилла убедительно показана эволюция взглядов посла Н.П. Игнатьева на проблему развития болгарского церковного вопроса в увязке с общеполитической ситуацией вокруг Османской империи и сложными внутриполитическими проблемами самой Высокой Порты, а также с национально-освободительной борьбой болгарского и других балканских народов. К тому же в книге отчётливо проводится грань между личными воззрениями Н.П. Игнатьева и его интерпретацией тех или иных событий как посла российского монарха.
Немного предыстории данного вопроса. Позволим себе процитировать некоторые фрагменты из ранее названной книги «Дипломат России».
«Почти три десятилетия в болгарских землях на волне процесса национального возрождения наблюдался подъём настроений в пользу автокефалии болгарской церкви. Константинопольская греческая патриархия пыталась воспрепятствовать этому, мотивируя в переговорах с церковными и дипломатическими представителями России, что отделение болгарской церкви ослабит позиции православия в Османской империи. Но такая линия была обусловлена не столько заботой об интересах православия, сколько нежеланием потерять многочисленную паству и немалые доходы.
Греческие церковники-фанариоты на практике помогали османским властям в подавлении национального самосознания болгарского населения. Назначаемые Константинопольской патриархией митрополиты и епископы в болгарских землях были греками. Они в большинстве своём не владели болгарским языком, не знали местных традиций, препятствовали созданию школ на болгарском языке. Нередкими были случаи уничтожения ими древних болгарских книг и рукописей. Богослужение велось на чуждом для болгар языке. Ещё Александр Рачинский (русский вице-консул в Варне – авт.) рассказывал Игнатьеву, что в Македонии и в Варне он к своему удивлению узнал о богослужении в церквах и песнопении на греческом языке. Турецкие власти не признавали болгар самостоятельной нацией и поощряли такие действия, так как они соответствовали политике османизации.
Будучи директором Азиатского департамента, Николай Павлович представил руководству министерства записку о необходимости более активной политики России в урегулировании греко-болгарского церковного спора. Он исходил из того, что на том историческом этапе интересам России в большей степени отвечает сохранение канонического единства православной церкви в Турции, но болгарская церковь должна получить определённые права. На территориях с болгарским населением должны быть созданы болгарские епархии. А там, где наряду с болгарами проживали и греки, – смешанные епархии. Епископами в них избираются болгары, а в смешанных епархиях – представители наиболее многочисленной национальности. Богослужение, по мнению Игнатьева, нужно проводить на болгарском языке, а в смешанных епархиях на языке преобладающей паствы.
Святейший Синод и большинство российских церковных деятелей проводили линию на сохранение православного единства греков и болгар, полагая, что таким образом России легче будет сохранять своё влияние на Востоке. Фактически такая линия на практике означала уход от разрастающегося конфликта, попытку переждать, когда он рассосётся сам собой. Для оправдания своей политики Синод заявлял, что спор между болгарами и греками является внутренним делом Константинопольской церкви, в который он не вправе вмешиваться.
Оказавшись в Константинополе в гуще событий, Игнатьев вынужден был вплотную заниматься этой проблемой. В ходе переговоров с патриархом Софронием, великим визирем Али-пашой, лидерами греческой и болгарской общин он пытался склонить их к принятию своей позиции в духе компромисса. (Ср.: Кирил, Патриарх български… Указ. Соч., с. 45,50).
Порте был выгоден греко-болгарский конфликт. Руководствуясь политикой «разделяй и властвуй», турецкие вельможи использовали возникшие распри против освободительной борьбы славянских народов, для ослабления православия и подрыва позиций России на Балканах. Ситуацией не преминула воспользоваться католическая церковь. Её прелаты активизировали свою деятельность в болгарских землях, стремясь переманить в лоно католичества как можно больше болгар. (См.: Кирил, Патриарх български… Указ. Соч., с. 28, 137).
«Дела церковные, – писал Николай Павлович архимандриту Антонину, – идут весьма плохо. Добился я нового общего собрания по болгарскому вопросу, но, разумеется, вышло только, что греки вышли из себя, обругали болгар, назвали их публично бунтовщиками против церкви и правительственных мер. Едва уговорили составить комиссию, чтобы ответить обстоятельно на известные шесть пунктов болгарского заявления. Состав комиссии плохой…. Едва ли выйдет какой-либо толк».
После торжественного молебна в русской церкви в Пере «по случаю избавления государя Александра II от руки злодея Каракозова», проведённого патриархом Софронием, Николай Павлович диктовал депешу в Петербург, которую записывала Екатерина Леонидовна. Поясняя свою мысль, он сказал:
– Думаю, Катя, ты согласишься со мной, что вселенский патриарх не только служил хорошо, но и сказал приличную случаю проповедь.
– Может быть, стоило бы для него выхлопотать какую-нибудь награду у Святейшего Синода? – подсказала она идею.
– Ты совершенно права. Он достоин поощрения. Попросим Синод наградить его драгоценной панагией. Напишем так: «В ознаменование Высочайшего благоволения за храбрость, оказанную на молебне патриархом, Синодом и православным обществом константинопольским, пожаловать вселенскому патриарху драгоценную панагию».
Но тут неожиданно дело осложнило следующее обстоятельство. Лидер болгарского совета доктор из Филиппополя Стоян Чомаков сорвал посреднические усилия русского посла. Он подготовил адрес от имени группы болгарских радикалов в поддержку действий турецких властей на Крите, восставшего против Турции, прося согласия Порты на создание самостоятельной болгарской церкви. (См.: Кирил, Патриарх български… Указ. Соч., с. 84).
Как это свойственно всем радикалам, Чомакову и его сторонникам хотелось всего и сразу. Турецкие власти, конечно, на это не пошли. По сути, демонстрация лояльности турецким властям означала предательство Чомаковым борьбы кандиотов (так в то время называли жителей Крита – авт.), которые так же, как и болгары страдали от османского владычества. Игнатьев не мог остаться равнодушным к позиции вождя радикалов. Он дал понять российскому вице-консулу Найдену Герову, что следовало бы убедить общественность в Филиппополе и отозвать из Константинополя Чомакова, который «предан туркам и эксплуатирует общественное мнение ввиду своих личных выгод». Задумка посла встретила непонимание вице-консула, убеждавшего Игнатьева в том, что авторитет Чомакова в городе высок как истинного болгарского патриота. (См.: Кирил, Патриарх български… Указ. Соч., с.47, 102, 151-152). Однако в своей книге Патриарх Кирил пишет: «Ст. Чомаков был англофил и русофоб. Игнатьев почти постоянно при своих попытках достичь компромиссного греко-болгарского соглашения встречал его сопротивление» – Там же, с.46).
Как бы на полях, заметим, что после массовых истязаний в Батаке во время Апрельского восстания, которые повергли в ужас Европу, Порта, чтобы успокоить общественное мнение, создала свою комиссию по расследованию преступлений. В комиссию турки включили и Ст. Чомакова, который своим участием призван был демонстрировать её достоверность и непредвзятость. За свой «предательский подвиг этот болгарин-патриот» был награждён своим назначением в Государственный совет Турции.
Ратуя в пользу болгарской каузы (болгарского дела), Николай Павлович добился от русского правительства выделения пособия болгарскому журналу «Съветник», выпускаемому политическим деятелем Тодором Бурмовым.
Для болгарских деятелей было очевидно, что русский посол им сочувствует. Это сразу вызвало у них симпатию к Игнатьеву. Они отвечали ему доверительностью и готовностью информировать его по самым щекотливым вопросам. Постепенно он завоёвывает среди болгар и других балканских славян громадную популярность, что помогало ему в его благородной миссии. Большой позитивный резонанс среди болгар вызвало энергичное заступничество Николая Павловича перед турецким правительством за епископа Иллариона Макариопольского и руководителя церковно-национального движения Авксентия Велешского, которые находились в заточении. Он добивается их возвращения в Константинополь. (См.: Кирил, Патриарх български… Указ. Соч., с.171).
Заступничество русского посла за деятелей болгарского освободительного движения продолжалось на протяжении всей его миссии в Османской империи.
Как видим, события развивались с точностью до наоборот тому утверждению, которое содержится в статье вышеупомянутого обличителя графа Н.П. Игнатьева.
Когда патриархом становится Григорий VI, Игнатьеву удаётся убедить его лично заняться разработкой проекта автономии Болгарской церкви.
Принимая приветственный адрес в связи с его избранием от имени российского посла, патриарх сказал первому секретарю посольства Михаилу Константиновичу Ону: «Я воспитан и вырос с мыслью, что наша церковь может ожидать спасения только от России… Сегодня все говорят о том, что основные симпатии России на стороне болгар». Позже Григорий VI признается: «Своими собственными руками я построил мост для политической независимости болгар». Но разработанный проект вызвал крайнее недовольство в кругах фанариотов. Им были не удовлетворены также и радикально настроенные болгары. Поскольку в документе говорилось о том, что «создаётся болгарская церковная область, имеющая границы и название – Болгария», то реакция великого визиря Али-паши была негативной. Порта не готова была согласиться с таким названием.
В начале 1867 года Игнатьев представил Горчакову, ставшему государственным канцлером, новый проект, который предусматривал создание особого болгарского экзархата с центром в Тырново. Николаю Павловичу стоило немалых усилий, чтобы убедить патриарха Григория VI принять этот проект. Справедливо будет отметить, что основные положения проекта зиждились на идеях, которые в своё время отстаивал Игнатьев, будучи директором Азиатского департамента. За прошедшие с тех пор годы развитие событий показало, что он был прав, когда делал акцент на необходимости самостоятельности болгарской церкви. Сложность возникла при определении границ болгарской церковной области.
Патриарх Григорий VI не соглашался включать в экзархат богатые черноморские города с греческим населением, приносившие церкви большие доходы. Среди турецких вельмож, увидевших, что церковные реформы могут подорвать политику османизации, также возникло сопротивление. В своей депеше в министерство Николай Павлович сообщал: «Порта страшится имени Болгарии. Она не хотела бы давать политических границ этой провинции. Турецкие министры боятся, чтобы вопрос церковно-административный не послужил орудием к образованию политического общества, с которым ей впоследствии пришлось иметь бы дело».
Беседуя с Али-пашой, Игнатьев решил прибегнуть к тактике запугивания:
– Ваше превосходительство, события в Кандии поставили Высокую Порту на грань войны с Грецией.
– Мы не боимся Греции, – с показной самоуверенностью заявил великий визирь.
– Но если вы не согласитесь с требованиями создать Болгарский экзархат, то нельзя исключать, что болгары последуют примеру кандиотов. И тогда вам придётся вести войну на три фронта.
Али-паша задумался.
«По-видимому, он не ожидал, что события могут приобрести такой оборот», – мелькнула мысль у Игнатьева.
– Ну, хорошо, – сказал Али-паша тоном, дававшим понять, что он хотел бы на этом завершить беседу, – я доложу султану вашу точку зрения.
Игнатьев сумел добиться от султана согласия на экзархат. Падишах поручил своему высшему сановнику Гаврилу Крстевичу (болгарину по происхождению), который имел основательную юридическую подготовку, полученную в Париже, разработать новый проект. (См.: Кирил, Патриарх български… Указ. Соч., с. 171).
Игнатьев, используя свои связи, нашёл возможность повлиять на окончательную редакцию подготовленного проекта. Постепенно Николай Павлович склонил и патриарха Григория согласиться с включением отдельных округов смешанных епархий в создаваемый Болгарский экзархат. Документ был учреждён в феврале 1870 года ферманом султана. Предусматривалось, что Болгарский экзархат имеет автономию и возглавляется экзархом, которым стал известный деятель движения за национально-церковную автономию, выпускник Московской духовной академии Анфим Виденски.
Болгарский Патриарх Кирил пишет, что «Игнатьев был доволен, поскольку знал новоизбранного экзарха как человека мудрого, умного и глубоко преданного Православию…» – Указ. Соч., с.172, 176-177.
Позднее Антим Виденски будет председателем Первого Учредительного собрания и Первого Великого народного собрания освобождённой Болгарии.
С известной долей удовлетворения от результатов многолетней и напряжённой работы Игнатьев сообщает Горчакову в очередной депеше: «…сама Высокая Порта даёт ферман болгарам на создание самостоятельной церкви, сама признаёт принцип национальности, который она всегда стремилась исключить из своего внутреннего устройства. Сегодня она принимает народные желания и делит своих православных подданных на славян и греков. Следовательно, мы можем оправданно считать подобное разрешение болгарско-греческого церковного вопроса счастливым концом наших пятилетних усилий».
Но такой исход греко-болгарского церковного спора не удовлетворил ни фанариотов, ни сторонников политики жёсткой османизации. В турецком обществе растёт недовольство политикой султана. Пытаясь найти компромисс с наиболее радикальными мусульманскими силами, султан назначает новым великим визирем Ахмеда Мидхад-пашу. Он возглавлял Дунайский вилайет. Был известен ассимиляторской политикой и жестокостью при подавлении национально-освободительных выступлений болгар. Фанариоты нашли в его лице поддержку в оценке фермана об автономии болгарской церкви как ошибки государственной политики. Мидхад-паша, инспирируемый радикально настроенными мусульманами и фанариотами, стал оказывать давление на патриарха в пересмотре прежнего решения. Патриарх Григорий VI задумал созвать вселенский собор для обсуждения этого вопроса. Игнатьев, будучи уверенным, что на соборе может возникнуть большая свара, предложил русскому Святейшему Синоду отклонить эту идею. Что и было сообщено патриарху Григорию VI. Но, в конце концов, патриарх вынужден был согласиться с греками-фанариотами, инициировавшими проведение поместного собора, который, как и предполагал Игнатьев, завершился крупным церковно-политическим скандалом. Лишь один иерусалимский патриарх Кирилл отважился проголосовать против схизмы. Собор провозгласил «этнофилизм» ересью, а его сторонников еретиками и схизматиками. (Схизма Болгарской церкви была снята только в 1945 году с помощью Патриарха Московского и всея Руси Алексия I).
Итоги собора вызвали у Николая Павловича глубокие разочарования. Как истинно религиозный человек он переживал, что схизма фактически означала раскол единого православного мира. Его самолюбие дипломата, которому до сих пор удавалось добиваться разрешения сложнейших международных проблем, было уязвлено. Он хорошо осознавал, что углубившаяся в результате такого решения собора распря между греками и болгарами ослабит позиции России на Балканах и осложнит национально-освободительную борьбу христианских народов. Этим непременно воспользуется Римская католическая церковь, Англия и Австрия. Франция после поражения в войне с Пруссией ещё долго будет «зализывать раны». Игнатьев спрашивал себя: «Почему священники, призывающие людей в своих проповедях следовать учению Христа, проявлять терпимость друг к другу, любить других как своих братьев, набросились друг на друга, «аки звери алчные»? Люди по обыкновению к ним обращаются со словами: «святые отцы», а они не смогли даже умерить свой злобы и жадности, которые затмили им рассудок и привели к разрушению тысячелетнего здания. И эту ненависть, эту злобу исторгали из уст своих те, кто принадлежит к одной религиозной ветви – Православию. Они при этом забыли о главном, о том, что они призваны служить Богу. Как тогда можно добиться мира между людьми разных религий и разных национальностей? Если греческие священники действительно пекутся о единстве православной церкви, то почему с такой непримиримостью выступают против богослужения на родном для болгар славянском языке и против болгарских школ? Неужели злоба церковных деятелей объясняется их борьбой за духовную власть? Неужели это качество, недостойное духовного лица, всегда было и будет в человеке? Если согласиться с этим, то тогда придётся признать, что свойственный природе человека порок неистребим. Власть для таких людей, словно вертеп сладострастия. А любое ограничение своей власти они воспринимают как покушение на самою личность. Жажда власти оказывается сильнее церковной морали».
Николай Павлович задавал эти вопросы своим близким и соратникам. Но ни у кого он не получал исчерпывающего ответа. На этой почве он разошёлся с Константином Леонтьевым, чье мнение он уважал, ценил его оригинальные идеи. На аргументы Игнатьева в пользу автономии Болгарской церкви Леонтьев приводил свои, суть которых сводилась к тому, что автономия нужна, прежде всего, честолюбивым болгарским радикалам, а греческие священники отстаивают единство православной церкви. Игнатьев понял, что заблуждения Леонтьева исходят из его грекофильства, которое тот не в состоянии преодолеть. Он даже не воспринимал приводимые Игнатьевым примеры, что стремление болгар к автономной церкви объяснялось тем, что они больше не могли мириться с двойным гнётом: национальным от турок и духовным от греков-фанариотов. Упрямая, откровенно грекофильская позиция его сотрудника натолкнула Николая Павловича на мысль, что причиной неприемлемости фанариотами автономии Болгарской церкви является не только потеря немалых церковных доходов. Она лежит глубже. В её основании великогреческая идея (мегали идея) об исторической принадлежности Великой Греции всех земель к югу от Балкан.
Фанариоты не избавились от имперского мышления. Они считали себя наследником Византийской империи. В течение нескольких сотен лет это мышление питалось монополией греческого языка в духовной сфере. По мере национального пробуждения болгар всё очевиднее для них становилась противоестественность этой монополии, всё менее они мирились с таким положением.
Игнатьев глубоко осознал и всей душой разделял выстраданное болгарами стремление к духовной и национальной свободе. Он был убеждён, что это стремление совпадает с политическими интересами России, и она не может оставаться к этому безучастной. В своём дневнике он записал: «Религиозная сторона вопроса имеет второстепенное значение. Религиозное знамя прикрывает истинно народное возрождение, в основе которого лежат исторические условия достижения более широкой политической свободы». (Ср.: Кирил, Патриарх български… Указ. Соч., с.151).
Другим широко растиражированным в современной болгарской публицистике обвинением, предъявляемым послу Н.П. Игнатьеву, является вброшенный несколько лет назад тезис о том, якобы он склонял турецкие власти объявить смертный приговор Василу Левскому. Его повторяет и упомянутый нами автор, дав волю своей фантазии.
Надо признать, что это умело придуманная провокация. Имя Апостола болгарского национально-освободительного движения является свято почитаемым каждым болгарином.
Никто из авторитетных учёных нигде подобного рода сведений не обнаружил. Вспоминаю забавный случай. Его мне рассказала болгарский историк Ст. Димитрова, которая долгие года возглавляла в Варне Музей Возрождения и с которой я имел честь научного сотрудничества при написании книги о народной дипломатии. Недавно она присутствовала на выступлении одного болгарского профессора-историка, который повторил этот тезис. Ст. Димитрова попросила его сказать:
– Где находится документ, из которого видно, что граф Игнатьев подписывал смертный приговор В. Левскому?
Профессор ответил уклончиво, что читал такую информацию в Фейсбуке и в некоторых газетах и обещал проверить это и позвонить в музей.
– Но до сих пор он так и не позвонил, – заключила Ст. Димитрова.
Примерно такой же «фактологический», а по сути фейковый материал используют и другие болгарские авторы, пишущие на эту тему. К их числу можно отнести Я.Гочева, пытавшегося в своей сугубо тенденциозной книге «Руската империя срещу България» вроде бы развеять мифы вокруг В. Левского и графа Игнатьева, а по сути, он создаёт новый миф, поскольку приведённые им якобы «доказательства вины Н.П. Игнатьева» в процессе против В.Левского не выдерживают серьёзной критики. Одни голословные утверждения. Как говориться в русской пословице: «Замах был богатырский, а удар получился комариный». Или известный классический аналог этой пословицы: «А король-то голый!»
Таким авторам, а также тем, кто интересуется фактической стороной дела по данной проблеме, я бы посоветовал прочитать книгу замечательного болгарского журналиста и писателя Константина Дуфева «Обреченост», изданную в Варне в 2009 году. К сожалению, он рано ушёл из жизни, не успев закончить этот глубокий и фундаментальный труд, посвящённый героической деятельности Васила Левского и его трагической гибели. Книга написана на большом историческом материале, который автор собирал долгие годы своей творческой деятельности. В этом произведении поименно названы те, кто предал Левского турецким палачам, кто его сопровождал к месту заключения, а также кто участвовал в судилище над ним, кто был инициатором смертного приговора ему и кто его казнил.
Многим современным болгарским авторам, конечно, досадно, да и стыдно прямо ответить на неудобные вопросы, поскольку это ущемляет их национальное самолюбие. Поэтому они, как говорится в старой пословице, «сваливают с больной головы на здоровую».
Но Константин Дуфев сумел преодолеть в себе это чувство и показал, что ответы на эти вопросы надо искать на болгарской почве.
Жаль, что его уникальное произведение ещё не нашло широкого читательского отклика.
(Следва продължение)
Анатолий Щелкунов – посол РФ в отставке, член Союза писателей России, почётный гражданин города Варна (Болгария)